Кто для меня Святослав Николаевич Фёдоров? Ну я, наверное, скажу, это второй отец. Совершенно непередаваемое чувство, которое возникло за годы общения с ним. Это выражается не только в его помощи, поддержке, каких-то советах, а в том, что я всегда мог к нему обратиться в самую тяжелую ситуацию. Безусловно, чисто человеческие отношения между нами, наверное, были главным, которые мне запомнились.
Первая встреча с ним произошла в 1986 году, это был международный симпозиум, посвященный имплантации искусственного хрусталика, рефракционной хирургии, в Москве, в Хаммер-центре, центре международной торговли, а на деле это был симпозиум международного признания Фёдорова и его института. Съехались ведущие офтальмологи мира, и мне выпало счастье присутствовать на этом симпозиуме, от Иркутска я был один. Я помню, мы стояли в холле Хаммер-центра, помню эскалаторы, для нас тогда все это было в новинку, не только для нас, но и для москвичей - эскалаторы, дорогие машины, прозрачные лифты, совершенно не понятно было нам, выросшим в Советском союзе. А там уже был зарубеж. И вдруг на эскалаторе поднимаются два человека — один из них Фёдоров, конечно, я его узнал и по книгам, и по публикациям газетным, журнальным. И рядом с ним старенький такой, седой дедушка. Мы спрашиваем — кто это? Это был Гарольд Ридли, первый офтальмолог мира, который имплантировал искусственный хрусталик в 1949 году, англичанин. Не пошла эта технология в то время, было много осложнений, а Фёдоров ее реанимировал и довел до такого совершенства, что теперь весь мир не представляет, что можно как-то оперировать по-другому. И когда они поднимались, у меня даже сердце остановилось, потому что я видел действительно легенды мировой офтальмологии. А в дальнейшем в этот же период симпозиума я набрался наглости, молодой был, подошел к Ридли, был еще такой Хосе Баракер, испанец, потрясающий хирург, его именем названы многие операции, инструменты, и т.д, технологии, взял у них автографы, а потом подошел к Фёдорову, где он расписался, спросил, кто я, откуда я, вот это было первое знакомство с Фёдоровым. Потом какое-то время я его не видел. А потом, когда уже случился МНТК, я был в Головной организации на каких-то курсах и встретился с ним в операционной, где он тоже, почему-то обратил на меня внимание, говорит, глаза горят, это хорошо. А он, понимаете, как хороший дирижер, я много раз об этом говорил, он ловил ...музыкантов, из которых можно создать оркестр.
Вот это любимое слово «сказка»! Как же это здорово! Он вкусно ел! Вы бы видели, как он ел. Как-то он пригласил меня на завтрак, я прилетел из Иркутска утром, он говорит завтракал? Нет. Пошли к нему в кабинет, зеркальный зал. Нам принесли яичницу и я теперь ем яичницу по Фёдорову. Потому что он разрезал ее, желтком, она расплывалась, он брал кусок хлеба, обмакивал, говорил — самая вкуснятина. Вот так он вкусно жил, вкусно работал.
Он мечтал, что будут новые технологии хирургии катаракты, я думаю, что скоро это придет, когда не надо будет имплантировать искусственный хрусталик, а будет какой-то гель, который после удаления хрусталика можно будет ввести и он принимает оптические свойства, застывает, и тогда вообще не надо никаких ИОЛ, линз. Конечно, это будет удар для фирм, но наверное, это будет, и вот те революционные вещи, которые он совершил при жизни, они получили развитие и конечно же он понятия не имел, что может быть фемтосекундная хирургия сейчас. Сейчас Смайл лазер Визумакс, который делает операцию один, без эксимерного лазера. Он ловил все новое, все самое совершенное. И пусть это даже не нашего производства, а зарубежного, он пытался внедрять. Настолько передовой был человек, с ним всегда было интересно!
Когда я приезжал в Москву, сколько я в кабинете видел, когда мы с ним беседовали, выдающихся людей. И Пуговкина, и он познакомил меня с Солженициным. Когда Александр Исаевич зашел, и он меня представил, тот сначала не понял «Якутск?» Я говорю, «Нет, Иркутск». Он говорит, а я только что завершил поездку по России, на поезде, знаменитую свою. И мы немножко с ним поговорили, я позвонил домой, мне сказали «Руку не мыть!» И много других людей, с которыми он меня при жизни, либо уже после жизни, заочно, познакомил — Александр Пороховщиков, его друг. Вот на митинге памяти его, на годовщине познакомились с ним, очень долго разговаривали, там я выступал и ему очень понравилось, как я сказал. И так мы разговорили, как будто я знал его сто лет. Видимо, он притягивал к себе таких людей, потому что он сам был таким человеком.
Один раз был визит в рамках президентских выборов. И там мы, конечно, его загружали на полную катушку — встречи, интервью, телевидение, радио, какие-то коллективы. И вот возвращаемся вечером, он только из Новосибирска прилетел, усталый. И тут мы его на полную катушку с утра, с самолета. И вот мы в машине с ним едем с Байкала, санатория Байкал, чувствую, он начал засыпать. Подъезжаем. Я говорю, вот сейчас поужинаем и спать. Нет, ты знаешь, ужинать не буду, прямо спать. Я понимаю. А там приготовили все, у нас хлебосольная Сибирь-то. Я его провожаю в номер, а мы садимся с моим коллективом, который работал в этот момент, поужинали, там пельмени, стол накрыт для Фёдорова. Проходит минут 5-10, заходит Фёдоров в тренировочных штанах, и говорит: «Ребята, ну что, пельмешки-то есть?» И мы садимся, и по рюмке, и пельмешки, и как раз была по телевидению вся предвыборная гонка, и он себя смотрел, и мы просидели часа 2 или 3 после этого. Он был очень сильный человек, физически сильный, морально, как бы его не травили в разные годы, я вот таких людей не встречал, мне просто посчастливилось, просто господь бог мне дал такую возможность познакомиться, во-первых, с ним, а через него со многими очень интересными людьми.
Как в голове великого человека рождались идеи? Это было в кабинете. Сидим, разговариваем. Слушай, а почему это так, если не так? тут же вызывает, у него тут же связь, замов, так давай мы сделаем… автобус … а мы пошлем туда этих… а почему бы нам вот это не сделать...Я уж не помню деталей, чего это касалось, но это было, действительно, на моих глазах. т. е. в обычном разговоре у него вдруг вспыхивало что-то, и он тут же начинал деятельность. Он не думал, сейчас я запишу, а потом кого-то позову. Нет, он человек эмоции, и так же быстро мог накричать, мог рассердиться, если кто-то ему до этого напоет в уши. А потом, когда поймет, мог отойти, как будто этого не было. Он был разный, со всеми своими недостатками, я абсолютно не хочу его идеализировать, сказать что Фёдоров был иконой, которая вот не имела недостатков, куча, да такой человек и должен быть. Только такой человек и может делать великие дела.
Активная позиция 95-летнего пациента
