Святослав Николаевич обладал удивительными свойствами, которыми, наверное, его отличали от очень многих ученых. Он умел использовать все, что есть, для того, чтобы сделать научные исследования или ту идею, которую он задумал, чтобы привести ее в дело. В том числе, например, когда я пришла к нему, он оценил и семья кто-что. Муж у меня был морфологом, он заведовал кафедрой гистологии в стоматинституте, и вот тогда он решил использовать вот эту всю ситуацию семейную и привлек его к решению и наших задач. В частности, Юрий Николаевич Копаев был научным руководителем по морфологии у Багрова Сергея Николаевича, потом был оппонентом у наших. И мне научные исследования Святослав Николаевич предложил, учитывая мои семейные особенности.
Я пришла к нему уже кандидатом наук, работала по катаракте с глаукомой, диссертация была, а мне он вдруг сказал: «Будешь заниматься пересадкой роговицы». Я была так удивлена. 10 лет работала в лучшей клинике СССР, в Москве, и не одной пересадки за 10 лет я не видела. Москва не занималась пересадкой роговицы. Это был удел Одессы. Одесса, Куйбышев, Иваново — там ученики Филатова. И долго никому не понятно было, зачем Святославу Николаевичу, при том, что он серьезно занимался хрусталиками, с какой стати нужна ему кератопластика. Так вот он мне сказал: «Муж у тебя морфолог, вот вы с ним вдвоем и разберитесь — сколько времени надо консервировать роговицу». Он посмотрел по литературе — Филатов рекомендовал 2 суток консервировать. Его ученики - один говорил четверо суток, другой — шесть суток. Он говорил «Вот вы в семейном подряде, пожалуйста и решите, сколько времени нужно консервировать эту роговицу». Вот так у нас такой семейный научный подряд сложился. Из этого выросла моя докторская диссертация. Это была первая докторская диссертация, защищенная в Москве по тематике кератопластики. И это уже был микрохирургический вариант пересадки роговой оболочки. Потому что время пришло такое, когда начала развиваться микрохирургия.
Вспоминается многое на каждом шагу. И многие иногда удивительные вещи. Ну вот один из таких удивительных, наверное, эпизодов, который я вспоминаю здесь очень часто. Вот если сейчас выглянуть в окно, видим, здесь гараж стоит. Огромный гараж, несколько боксов, а туда и автобусы входят, и машины разного калибра. А когда Фёдоров приехал в Москву, стал заведовать кафедрой, кафедру он создал в Московском стоматологическом институте, до него это был только курс. У Святослава Николаевича был один этаж, его отделение, оно было такое образцовое, очень быстро ему стало тесно на этом этаже, нужно было найти другое помещение, здание, расширить площади кафедры. И он тогда мне поручил в Минздраве попытаться найти вот этот вариант. И я к нему пришла с удачным вариантом. Предложили Фёдорову такой вариант в центре Москвы, Балчуг, 5-этажное здание больницы, но он в течение месяца на карантине находится. Вот закончится карантин и мы отдадим Фёдорову вот это здание в центре города. И я счастливая пришла к нему, счастье необыкновенное — здание в центре Москвы! Пришла, рассказала ему эту ситуацию, он так грустно на меня посмотрел и говорит: «Ну и зачем мне этот центр? А где я гараж буду строить?!» Я с недоумением на него посмотрела — какой гараж! А где ты видел в Советском Союзе, чтобы на кафедре был у кого-то гараж! Чтобы свой Москвичок поставить в этот гараж. Так вот теперь, когда я хожу и смотрю каждый день на этот гараж, мне просто стыдно становится за свои представления. Ну этот, наверное, эпизод говорит, что он всегда видел намного дальше, и мне, и никому другим непонятно было тогда про какой гараж он говорил. Он имел в виду, конечно, сначала науку, научное подразделение, притом и гараж тоже.
Энергии у него, действительно, было много, он этим отличался изначально, и собирал команду, и рядом с ним оставались только те, кому интересно было, кто загорался его энергией. Если человек приходил просто работать, просто выполнять от звонка до звонка свою работу, эти люди не задерживались, потому что тяжело было. Тяжело, но интересно, вот так я вспоминаю это начальное время, и помню, как однажды профессор Шульпина Нина Борисовна, она у меня была оппонентом по кандидатской диссертации, когда я ушла к Фёдорову и уже многие знали, что у нас искусственные хрусталики, Нина Борисовна говорит: «Я хочу тихонечко прийти, приведи меня, покажи больных с этими хрусталиками, и вообще как вы живете и работаете». Когда она все это посмотрела, она сказала: «Это очень интересно, но это очень тяжело. Надо быть очень молодым и энергичным, чтобы успевать работать вместе с Фёдоровым». Работа именно такая была, нелимитированная временем, трудная, но интересная.
И если посмотреть многие начинания его и научные, я бы даже сказала, открытия его, ну по форме, может и не открытия, но тем не менее, это технологии, вошедшие с его легкой руки в мир практики офтальмологии не только в Советском Союзе, России, но и по всему миру. Вот эта его возможность увидеть - как и куда развивать, и если уж он брался за проблему, то мне кажется, во многом успех был обеспечен тем, что он проблему развивал не только вглубь, но и вширь. Т.е.он смотрел не только в плане офтальмологии, но и фундаментальные аспекты, как они приложимы с помощью именно фундаментальных моментов.
Вот если мы посмотрим хрусталики, например. Не он первый придумал. Но тот, кто первый придумал, он и можно сказать, похоронил эту идею. А Святослав Николаевич взял ее и развил до практического применения. Возьмем, скажем, кератотомию. Тоже не он придумал, это придумал японец Сато. Но он же и остановился на том, что в практику широко это не пойдет. Святослав Николаевич взял, осмыслил, в чем есть недостаток в технике. И тут же развивал и с помощью морфологии смотрел — что с роговицей, как. Насколько, какая должна быть глубина, почему Сато резал изнутри, там где самая чувствительная оболочка, а почему бы не делать это снаружи. И именно вот эти резы снаружи они и пошли в жизнь. И здесь он и расчеты привлек математические, если у Сато это эмпирически шло, что-то получится, что-то нет, то у Фёдоровской технологии это уже полный расчет был. т. е. мы рассчитывали ту рефракцию, которую хотел пациент. И именно так и получалось в конце. Я думаю тем он и велик, что он умел видеть каким-то образом вперед многое.
Вот вы спрашивали, были ли какие-то идеи его, в которые мы не верили. Ну вот эта идея с конвейером. Если уж он загорался, то он эту идею излагал и утром, и днем, и вечером. И даже на даче, когда у него были не только офтальмологи, но и артисты, и ученые, и политики, он и при них высказывал вот ту идею, которая у него горела в мозгу и он ее обсуждал, обкатывал, если так можно сказать, на публике разного рода, и от каждого что-то брал, и двигался дальше. Так вот, меня спрашивали курсанты — Валентина Григорьевна, ну вы верите, что может быть в хирургии такая конвейерная технология? Я помню, что я им говорила, что я не представляю себе, как это может быть, но верить я верю. Почему? Потому что я уже знаю, что у него нет «маниловских» мечтаний, если уж он задумал, то даже не решаемое он решит. Ну так оно и случилось. Помню, был какой-то съезд, Союзный или Российский, тогда организована была экскурсия на Автоваз. Он перед экскурсией почему-то не мог поехать и ему нужно было срочно вернуться в Москву, и он тогда говорит — вот ты пойдешь, будешь стоять около конвейера, ты смотри и представляй, что тут не моторы и болванки едут, а это вот пациенты. Я стояла возле этого конвейера, ну никак не видела пациента на этом конвейере! Но тем не менее конвейер случился и разумно организованное было мероприятие.
Система МНТК - ну я бы не постеснялась сказать — гениальная идея, и она ведь работает! Это к тому, что я говорю — если уж он задумал, то как бы не было тяжело, но он это претворит в жизнь. И это, конечно, было нелегко организовать так, чтобы обнять всю Россию, от запада до востока, с юга на север практически, огромную территорию, и ведь посмотрите, прошла четверть века, прошла такая буря, которая смела Советский Союз, а эта система осталась и она живет. И она не стала слабее, наоборот, окрепла. Потому что идеи живут в тех людях, которые несут и продолжают эту идею. И что для меня удивительно. Что опыт весьма положительный, однозначно положительный, но ни в одной другой специальности он не был претворен. И вот эта аббревиатура, которая Николаем Ивановичем Рыжковым рождена была, МНТК, тогда их не один десяток по Советскому Союзу планировалось. И они были созданы. Но вот эта буря пронеслась, которая смела Советский Союз, один наш МНТК остался. Это очень удивительно. Насколько велика мощь Фёдоровских возможностей во всем!
Над чем бы сейчас работал Фёдоров? Я предугадать не могу. Настолько вещи, которые он именно начинал, мы никак не могли предугадать. И скажем, искусственные хрусталики. А по хрусталикам, когда я еще в первом медицинском институте работала, мне удалось посетить лекцию профессора академика Краснова Михаила Михайловича, во втором мединституте, и еще Фёдорова не было в Москве, и нам интересна была идея этих искусственных хрусталиков, что это такое. Так вот Михаил Михайлович тогда в лекции студентам говорил о том, что Ридли изобрел вот эту технологию, предложил, но эта технология в жизнь не пошла, и как он тогда выразился, сегодня врачи озадачены тем, как вытащить обратно из глаза обратно эти хрусталики. Так вот, казалось, что идею похоронили. Но тем не менее, взялся за нее Святослав Николаевич Фёдоров, и уже через несколько лет, я помню, в Америке, журнал уже рекламировал эту линзу как лучший искусственный хрусталик.
И опять таки, есть удивительные вещи. Например, мы сегодня знаем, что ежегодно в Америке в Европе, а теперь уже и в России, совсем недавно, проходят конференции, которые называются «катарактально-рефракционными» конференциями. Вот так если вдуматься, почему катарактальная и рефракционная? Это абсолютно разные хирурги, подходы. У меня свой ответ есть на этот вопрос. Я помню, как начинались, откуда они возникли. У нас в то время организовывался научно-педагогический центр, это тоже было изобретение, прямо скажем, Святослава Николаевича. Потому что в Советское время последипломное образование с выдачей документа государственного образца в научно-исследовательских институтах не практиковалось. Это было невозможно. Но он добился этого, это прецедент был в Советском Союзе. Потому что не только было организовано последипломное образование в НИИ, что было против правил, но еще было разрешено платное обучение. В Советском Союзе платного обучения не было. Разрешено было платное обучение, но для врачей из капиталистических стран. Соцлагерь, Россия, Советский Союз у нас обучались методике имплантации искусственного хрусталика и другим бесплатно. Но из капстран врачи платили, и нам нужны были эти деньги, потому что у Минздрава валюты не было, а новые приборы Фёдоров покупал за валюту. И вот первая «добыча» как бы этих денег, это обучение, т. е. мы продавали как бы свой интеллект. Т.е.это продажа ноу-хау была, это тоже его великое изобретение.
Так вот, первое, чему мы обучали врачей, и скажу что самые активные были американцы, самые первые группы были большие, по 30 человек приезжали врачи из Америки. Потом были уже более мелкие группы — из Европы, Африки, со всего мира приезжали врачи на обучение. И первая технология была — это искусственные хрусталики. Технология сложная, полостная операция, в маленький глаз большое инородное тело внедряется. И в это же время приезжающие врачи видели у нас пациентов после кератотомии. И надо сказать, все загорались этой идеей. Но я так еще объясняю это тем, что имплантация — это сложная полостная операция, а кератотомия, казалось, это легко, наружные царапинки на роговой оболочке - и человек расстается со своей близорукостью, дальнозоркостью. И поэтому врачи, которые обучались, говорили — мы приедем еще раз обязательно на другую технологию. И помню, как Святослав Николаевич после первых докладов в Америке про эту технологию, приехал через год счастливый и озадаченный. Он говорил, протягивая руку — вот в Америке уже 100 человек имплантологов, общество организовалось врачей, которые будут имплантировать искусственные хрусталики, а у нас, я могу на одной руке посчитать, сколько врачей делают эту операцию. Так вот, после обучения у нас, в Америке впервые вот это общество тех врачей, которые у нас изучили катарактальную тематику, рефракционную тематику, и это уже было общество тех врачей, которые соединили в себя вот эти две технологии. Следом Европа, и позднее Россия, тоже имеет такую конференцию катарактально-рефракционную. Может быть, мне кто-то возразит, найдет другое объяснение. Я исторически вижу это так из нашего Фёдоровского опыта.
Кто для меня, в моей жизни Святослав Николаевич фёдоров? Дать определение Святославу Николаевичу очень сложно. Любое определение, которое я найду, оно будет штампом. А он выше этого. Я абсолютно уверена, всё что я смогла в жизни, это благодаря ему. Я не уверена в том, что если бы я не встретилась со Святославом Николаевичем, что я вообще занималась бы наукой. Это он привлек меня к этой науке, заразил, и уже оторвать от нее невозможно.
И сегодня я хотела ему сказать, отчитаться перед ним, что последняя технология, которая под его руководством развивалась, которой я была причастна, это технология лазерной экстракции катаракты. При нем уже за три года было 6 вариантов последовательного развития этой технологии. На сегодня у нас есть и еще вариант микрохирургической технологии с усовершенствованием по 4 основным позициям.
В этом году юбилей у Святослава Николаевича, 90 лет, а этой технологии 20 лет. У нас тоже своеобразный юбилей. Святослав Николаевич очень был заинтересован в развитии этой технологии, и он все время говорил: «Не засыпайте! Двигайтесь! Обгонят нас в этой технологии». Так вот за 20 лет лучшего варианта никто не предложил. Собственно лазеры в катарактальной хирургии были предназначены для того, чтобы избавиться от ультразвука, который имеет рассеянное излучение. А лазер — это прямолинейное, дозируемое излучение. Так вот, никакая другая в мире технология не может обойтись без ультразвука. Кроме нашей технологии. Никакая, кроме нашей, не имеет самопроизвольного лазерного раскола ядра, кроме нашей. Никакая не обходится без мануальной фрагментации, и так, дорогой Святослав Николаевич, благодаря вам. Низкий поклон, и светлая память!
Калужский офтальмолог пробежал московский марафон
